Лёвушка Толстой был очень чувствительным ребёнком. Он всё время испытывал разные душевные состояния. То он радуется купанию в корыте, то сильно жалеет себя из-за несправедливости и жестокости судьбы (и это в годовалом возрасте!), то его до глубины души трогает молитва блаженного дурачка, то он вдруг захочет удивить других и выпрыгивает из окна второго этажа… Но одно детское душевное состояние было для Лёвушки важнее прочих, важнее многих и многих чувств, испытанных после. Важно оно было потому, что «это состояние было первым опытом любви, не любви к кому-нибудь, а любви к любви, любви к Богу». Выражалось оно так: дети и Лёвушка садились под стулья, как можно теснее друг к другу. Стулья они завешивали платками, загораживали подушками — и при этом испытывали особенную нежность друг к другу. Под стульями дети разговаривали о том, что и кого кто любит, что нужно для счастья, как они будут жить и всех любить. «Очень, очень хорошо это было, и я благодарю Бога за то, что мог играть в это. Мы называли это игрой, а между тем всё на свете игра, кроме этого», — писал впоследствии Лев Толстой.