Здравствуй, радость моя! Да вот тебе сокращённый вариант. Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море. Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях...И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:— О, если б в небо хоть раз подняться! И подошёл он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и вниз скатился. А волны моря с печальным ревом о камень бились... И трупа птицы не видно было в морском пространстве. В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу. РОЖДЁННЫЙ ПОЛЗАТЬ - ЛЕТАТЬ НЕ МОЖЕТ. И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою. Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились. В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни: "Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых — вот мудрость жизни".
Здравствуй, радость моя! Да вот тебе сокращённый вариант. Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море. Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях...И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:— О, если б в небо хоть раз подняться! И подошёл он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и вниз скатился. А волны моря с печальным ревом о камень бились... И трупа птицы не видно было в морском пространстве. В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу. РОЖДЁННЫЙ ПОЛЗАТЬ - ЛЕТАТЬ НЕ МОЖЕТ. И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою. Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились. В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни: "Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых — вот мудрость жизни".